Колоризм и живописность

Когда хотят досконально разобраться в отдельных достоинствах произведения или всего творчества художника в целом, часто прибегают к определениям "живописность" и "колоризм". Но эти понятия зачастую даются одно вместо другого, так, как если бы они были равнозначны, покрывали одно другое.

Это вносит путаницу и уводит от профессионального разбора в область беспредметных восторгов.

Что же такое живописность и что есть колоризм?

Живописным будет такое решение художником своей картины, когда все формы даны в динамике их взаимодействия (чему способствует и мазок и вся техника письма), когда ни один элемент изображения не статичен, независимо от того, двигающийся ли это персонаж или кусок стены. Все живет и движется явной или сокровенной жизнью в "сквозном" пластическом единстве. Этому служит и мазок, и фактурные приемы, и богатство светотеневых пространственных отношений, обусловленных композицией.

Живописность как особое качество художника вполне может быть установлена и воспринята нами даже по работе художника одним тоном, так называемой гризайлью, если есть у него это качество живописности.

Однотонное фото дает уже представление о живописности того или иного произведения.

Колоризм же – это не только гармоничность, красота цветовых сочетаний у художника в данной вещи, это способность, потребность вечно обновлять, искать эти сочетания, с изменением темы давать новые решения в пределах все того же реалистического мировосприятия. Колоризм – это видение мира, зарождение образа прежде всего в цветовой завязи, всегда новой, неотделимо возникающей с новой темой.

Отдельные картины художников могут быть красивы по сочетанию цвета, "колоритны", но только у колористов каждая новая картина открывает вам художника с новой стороны, в новой гармонии возникает жизнь, и тут ни гризайль, ни фото не могут дать об этом никакого представления.

Даже цветная репродукция столь же мало может дать материала для суждения о картине колориста, как стертая грампластинка о голосе живого Тито Руффо или Шаляпина.

Есть художники, которые счастливо сочетали и живописность и колорит. Это Веласкес, Греко, Тинторетто, Тьеполо, Гойя, Терборх, Делакруа, Шарден, наши Рублев, Левицкий, Федотов, Суриков, Репин, Врубель, Серов...

У других замечательных художников заметно преобладание, скажем, живописности, и если мы отнесем сюда Гальса, Броувэра, Милле, Декана, Сергея Малютина, то будет ясно из сопоставления имен, что их объединяет и дает неповторимую силу.

Достаточно увидеть серию "Таинств" Креспи, чтобы ясна стала возможность живописности без колорита, чтобы вся мощь, все очарование живописности предстало пред нами в неповторимых образцах.

Нигде не прекращающийся поток живой формы, связанной тончайшей световой композицией, создает незабываемое впечатление волнующей жизненности, одухотворенности.

Так эти картины остаются и в нашей памяти!

Но попробуйте вспомнить из упомянутой серии хотя бы одну картину в цвете! Это будет трудно, если не невозможно: художник добился здесь чудес живописи без цвета, помимо цвета, единственно мощью и свободой письма, живописно-динамичной, проникновенной пластикой.

И, даже стоя у картин, очарованные их волшебством, мы подумаем не о цвете, не о колорите.

Живопись Цорна, совершившая победоносное шествие по всей Европе и оказавшая большое влияние на русских мастеров (Малявин, Архипов, Малютин, Серов), оперировала очень небольшим количеством цветов.

Но на палитре Веласкеса красок-цветов было отнюдь не больше!

Почему же именно Веласкеса мы воспринимаем как величайшего колориста?

Не многие краски его палитры, передавая и нарядные и самые скромные цвета натуры, претерпевают тончайшее влияние среды, отсветов, рефлексов. Их сопоставления даны во всем разнообразии – от контраста мощных насыщенных цветов до легких серебристых сближенных оттенков.

И все проникает полная слитность правды жизни и колористической утонченности, в то время как Цорна узость его палитры заставляет прибегать к умелой и очень эффектной, но все же грубоватой условности.

Локальные сопоставления зачастую даны в его картинах весьма приблизительно, и впечатление живописности достигается не градациями цвета, а свободной и динамичной манерой письма и пластикой мазка, так и получившего прозвание "цорновского".

Влияние Цорна на таких живописцев, как Малявин, Архипов, было, в конце концов, отнюдь не положительным. Дав на первых порах некоторое внешне эффектное усиление художественных средств, оно потом выродилось во внешний прием – в отход от тех живописных и колористических достижений, которые уже были показаны ими ранее.

Таким образом, блестящие или мощные живописцы способны действовать самой стихией своего письма.

И, наконец, самую малочисленную группу представляют те художники, в ком специфика колорита преобладает над всем остальным.

И должно признать, что эта преобладающая черта, не подкрепленная другими, одна, не обеспечивает создания истинно великих произведении.

Стоит вспомнить Грюневальда с его фантастическим, точно цветной ракетой окрашенным освещением, с острыми гармониями, контрастами, которые затмевают содержание, вместо того чтобы служить ему. Стоит вспомнить Матисса, которому никакая изысканность, новизна и остроумие красочных отношений не помогают создать нечто большее, чем "покойное кресло" для глаза. Это же относится еще в большей мере к таким рафинированным колористам, как Боннар и Дюфи.

Константин Коровин, в период эмиграции как бы отказавшийся от проникновенного и тончайшего воспроизведения натуры и ушедший в Париже во внешнюю хлесткую цветность, в самодовлеющий "колоризм", конечно, в нашей памяти и в истории русского искусства остается прежде всего как автор ряда картин, украшающих Третьяковскую галерею и Русский музей и составляющих гордость русской живописи.

Живопись "принципиальных декоративистов" не может возвыситься до подлинной красоты, вдохнуть в холсты трепет жизни, взволновать зрителя. Все это "пустопорожние" цвета, колера, не идущие вглубь, не могущие заставить вас забыть о закрашенном холсте.

В рассуждениях художников о картинах и их колористических достоинствах и промахах часто говорится о теплых и холодных цветах и оттенках. В статьях искусствоведов и критиков нередки упоминания о связи колорита с решением пространства. Но ни в разговорах одних, ни в статьях других не ставится проблема, которая, как мы попытаемся это доказать, имеет прямую прикосновенность к колориту, – проблема времени в картине.